Почему она осталась. Можем ли мы выбирать, кого любить? - Анастасия Дрёмова

– Она должна завтра подойти. Мы договорились встретиться – ей нужны какие-то уточнения. Часов в семь мы будем пить послезакатный кофе, – мягко сказала она, наблюдая за изменениями в своем сыне, который словно согнутое бурями дерево выпрямлялся с лучами вновь взошедшего солнца. – Буду рада, если ты присоединишься к нам.

– Не уверен, что получится, – буркнул он, пожалев о своих словах мгновенно, но продолжив наигранно раздражительный и равнодушный тон. «Будто ребенок», – промелькнуло у него в голове. – Завтра вечером я буду занят, думаю, очень занят.

– Как скажешь, в любом случае, мы будем рады твоему обществу.

Он ничего не ответил, отвернулся и очень быстро погрузился в себя, в свои грезы и предвкушение новой встречи. Поспешно попрощавшись с матерью, он быстро зашагал домой.

7

Завтра, завтра, уже завтра, – крутилось у него в голове, разгоняя в стороны все косвенные мысли, медленно проплывающие в попытке удержаться во внимании хотя бы долю секунды. Все валилось у него из рук, сосредоточиться никак не получалось, он попробовал лечь спать, но память не давала ему покоя, механизмы в голове работали, как часы, четко отбивая в голове каждую мысль, тело переставало его слушать, паника охватывала и начинала сводить с ума. Резко вскочив с помятой и несвежей постели, он решил, что ему нужен кофе. Черный, как смоль, горький, как утрата, напиток не принес ему никакого удовольствия, лишь привкус разочарования и досады.

Не найдя ничего лучше, он решил вернуться в зимний городской парк, на заснеженные белые улицы с надеждой на успокоение его взволнованной души. Недочитанные письма Ремарка о любви к Марлен Дитрих он прихватил с собой.

Тихий сверкающий на полуденном солнце парк к вечеру приобрел краски стремящейся к свободе шумной молодежи с оттенками беспокойных мам с маленькими орущими детьми и бессвязно блуждающими случайными прохожими. Определенно, в этом хаосе он места себе найти не мог. Быстро проскочив нежеланную толпу, он оказался на широкой центральной улице, освещенной огнями ночных фонарей. Недавние рассуждения о пламени почти вернулись к нему, но, как и другие мысли сегодня, мгновенно растаяли, будто в тумане тусклый свет карманного фонарика. Сквозь влюбленные парочки, шумную детвору и одиноких старцев он прошел стойким фрегатом, стремящимся к родной гавани.

В реальность его вернул знакомый аромат карамельной выпечки, которую он в самые радужные свои дни уплетал с детским восторгом под лирическую музыку со сладким пряным горячим шоколадом.

Маленькая кофейня, напоминающая французскую булочную, встречала гостей широкой лестницей в шагов десять, выполненной из тонкого темного металла, аккуратно сужающейся к входной ажурной двери из тяжелого дерева шоколадного цвета. Внутри помещение казалось не большим, но уютным – несколько круглых столиков с накрахмаленной скатертью, деревянная стойка, выполненная в таком же изящном стиле, как и парадная дверь, приятная хозяйка, быстро бегающая среди посетителей с радушной улыбкой и приветливым голосом. Все возвращало к приятным воспоминаниям и так недостающей сегодня гармонии. Он вытащил аккуратную папочку со слегка потрепанными письмами – сокровище, которое ему досталось совсем случайно от одного столичного друга, и направился к самому дальнему столику рядом с просторным окном. Он заказал горячий шоколад, карамельный круассан, и, надев очки в тонкой оправе, погрузился в чтение в этот раз трудно поддающихся ему страниц. Шурша помятыми листами слегка выцветшей бумаги, он медленно переносился в мир, полный любви, непонимания, одержимости и расставания. На очередном письме Ремарка он на мгновение поднял взгляд, отреагировав так на громко хлопнувшую дверь. В секунду сердце забилось так сильно, что он почти схватился за грудь, пытаясь хоть как-то удержать его внутри. В горле пересохло, а кислорода резко стало мало. Пытаясь вырваться из оков, он изо всех сил набрал воздуха и начал медленно дышать, отсчитывая до десяти. Такой способ, помнилось ему, должен был помочь справиться с внезапно возникшим приступом паники и чрезмерным неврозом. Спустя пару минут ясность вернулась к нему – реальность начала принимать привычные очертания, все становилось на свои места, и он, стараясь больше не поднимать головы, попытался вернуться к чтению, которое больше никак не могло его поглотить. Увы, но наслаждаться письмами сегодня, ему уже было не суждено. Страницы его больше не цепляли, внимание рассеялось, а одна и та же строчка, прочитанная уже в 15-й раз, стала его раздражать.

8

– Привет, – произнесла она несколько неуверенно, попросив разрешения присесть за его столик. – Вид из этого окна очень завораживает.

– Ага, – буркнул он, стараясь не поднимать взгляда, и жестом разрешил ей сесть. Он подумал, что его волнение уже рассеялось призраком заснеженной ночи, но, увидев ее рядом, его сердце застучало еще сильней.

Она сидела почти неподвижно, ее глубокие зеленые глаза спокойно смотрели в мир через стекло высокого окна. Казалось, ее взгляд направлен не на зимний двор с незнакомыми ей прохожими, а куда-то далеко, в таинственную известную только ей вселенную, немножко грустную, но родную и любимую. Свет горящей лампады, дополняющей убранство столика, в борьбе с основным освещением аккуратно подчеркивал ее изящные черты лица, линию чуть-чуть обветрившихся губ алого цвета, легкий румянец, изгиб шеи, слегка покатые хрупкие плечи, спрятанные под синим свитером. Она была как будто безучастной, тихонько пила свой латте, и никак не решалась посмотреть на своего молчаливого собеседника.

– Здесь очень вкусный кофе, – он начал первый в попытке завязать разговор.

– Да, – согласилась она, прижавшись губами к картонному стаканчику.

И вновь тишина. В другом углу помещения послышался громкий хохот совсем молодых ребят. Трое друзей искренне смеялись над своим четвертым товарищем, рыжеволосым мальчишкой лет 15ти с таким же рыжим от веснушек лицом. От волнения быть рядом с такой крутой для него компанией он с жадностью набросился на взбитый молочный коктейль, не заметив на своем лице оставшиеся очаровательные усы бледно белого цвета. Глядя, как его друзья смеются, несколько секунд он искренне не понимал, что вызвало столь горячую реакцию. Но, почувствовав плавно стекающую пенку к губам, он все понял и покраснел от смущения, из-за чего его лицо стало особенно красным.

Улыбнувшись слегка курьезной ситуации, они вновь отвели взгляд в разные стороны, жадно дергая свои мысли с надеждой завязать разговор. Молчание прервала хозяйка заведения, невысокая женщина средних лет с плотной шишкой темных волос на голове, светло-розовом платье с белыми рюшами. Пышные формы ее фигуры подчеркивал белоснежный фартук с парой карманов, плотно прилегающий к талии. С добродушной улыбкой и ясным голубым взглядом она предложила еще один шоколад, отметив необычную для их городка красоту его спутницы. Согласившись, он смущенно, как подросток, посмотрел ей в глаза и произнес: «Да, очарование моей спутницы можно приравнять лишь к истинной красоте чистого неба». В ответ хозяйка улыбнулась и быстро зашелестела подолом пышной юбки в сторону кухни.

– Какие интересные метафоры вы используете, – улыбнулась она.

– Спасибо, это, всего лишь, издержки моей бесконечной любви к литературе.

– Ваша мама мне рассказывала, вы читаете о литературе. Расскажите мне о своей работе, нравится ли вам то, что вы делаете?

– Истинно. Я бы ни за что на свете не стал делиться своими знаниями в литературе, если бы не был в них уверен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«По ком звонит колокол» – роман американского писателя Эрнеста Хемингуэя, вышедший в 1940 году.